Своим писательством я часто оправдываюсь перед собой: мол, другие получают субсидии, а я вот — пособие по безработице. Да я всегда и смотрю на него как на субсидию. Разница лишь в том, что мне ее никто не назначал. Я не должен был доказывать, что я имею на нее право, а это не вполне честно с моей стороны. Но если посмотреть на дело так, что государство платит мне деньги за то, чтобы я писал роман, то я ничего не имею против. Для меня даже не имеет особого значения, хороший получится роман, плохой или средненький, хорошо я пишу или плохо. На свете больше нет меценатов вроде Медичи, которые в прежние времена оказывали финансовую помощь художникам, а я все-таки считаю себя прежде всего художником. Это как бы самооправдание: ведь денег я писательством не зарабатываю. Говорят, надо лет десять писать, прежде чем у тебя хорошие романы начнут получаться. И все же я не уверен, что американские налогоплательщики должны платить за то, чтобы я учился писать. (Смеется.)
Но если бы соотечественники не платили мне, они, по всей вероятности, платили бы кому-нибудь другому за то, что он ничего не делает. Так что в действительности я, может быть, альтруист. Я сижу здесь и пытаюсь прожить на те жалкие крохи, которые мне бросают, предоставляя кому-то другому возможность работать мусорщиком, пока я тружусь над романом. Можно ведь взглянуть на вещи и под таким углом зрения. Наверно, это выглядит нелепо, но, по-моему, такой взгляд тоже возможен.
Иногда мне кажется смешным до слез, что кого-нибудь может занимать вопрос, о получении пособия отдельным конкретным человеком, когда в стране девять миллионов безработных и для них нет рабочих мест. Что властям штата Вермонт есть какое-то дело до того, где я ищу работу, и что они предлагают мне по всей форме уведомлять их об этом. Конечно, в действительности-то им нет до меня никакого дела. Волнует это одних только налогоплательщиков. Особенно если какой-нибудь правоверный конгрессмен-республиканец в порыве негодования толкнет речь о людях, бросающих свою работу. Не хватает им соображения понять, что, когда кто-то бросает работу, ее получает другой.
Период увлечения социализмом я пережил. В моем положении мне, согласитесь, не так-то легко размышлять о всяких там теориях, мне о работе думать надо. Я представить себе не могу, как бы это выглядело на деле — устройство общества, при котором каждому гарантирована работа. Не пришли ли бы мы к тому же положению вещей, что и сейчас, когда каждый занимается бессмысленным трудом? Чего мы добьемся, обеспечив девять миллионов людей бессмысленной работой? Впрочем, это все-таки лучше, чем оставлять девять миллионов людей совсем без денег, СидеТь без денег — в этом, знаете ли, тоже мало смысла.
А может быть, я просто боюсь, потому что в душе считаю себя частью элиты — этаким избранником, которому суждено занять в жизни особое место,—- и не желйю уравниловки. У меня такое чувство, что когда-нибудь я стану загребать большие деньги. Раньше я к этому не стремился. Собирался быть голодающим художником. Писать то, что мне хочется. Сложные бессюжетные вещи. Тогда я имел все основания мечтать о том, чтобы творческим личностям платили субсидии. Какое-нибудь’ маленькое пособие, чтобы они могли не спеша писать толстенные тома. Теперь же мне начинает казаться, что я, может быть, смогу зарабатывать на жизнь и не захочу, чтобы кто бы то ни было контролировал мои доходы.
Комментарии закрыты.