Место нашей встречи — БТМ, Бюро по трудоустройству молодежи в Нью-Йорке. Созданное на общественных началах, это бюро организует занятия на уровне средней школы для молодых людей, которые в свое время бросили, учебу, а также оказывает им помощь в подыскании работы. Большинство подопечных родились и выросли в гетто и не в ладах с законом.
В приемной, уткнувшись в учебники, в металлических креслах сидят подростки. В холле сотрудники беседуют с новичками: первые — в строгих костюмах, последние — в джинсах. На стенах фотографии, абстрактная живопись, объявления-плакаты, где стрелками обозначены возможные места работы.
Мы разговариваем в пустой классой комнате. Ему девятнадцать. По происхождению — доминиканец. Рослый, в широких брюках и грубошерстном свитере, на бычьей шее цепочка с крестом, короткие курчавые черные волосы. И неожиданно тихий голос.
Я родился в Нью-Йорке, с тех пор тут и живу. Сначала мы жили в Манхэттене, Восточный Бродвей, Нижний Ист-Сайд Потом переехали на Четвертую улицу. Вот тогда я и начал попадать в переделки. Мне всего десять было, а чего я только уже не видал — наркотики, воровство, поножовщину. В драки я ввязывался еще до того, как переехал на Четвертую улицу. Кулаками поработать я любил, а мой отец — увидит иной раз, что я сдрейфил, и говорит: «А ну давай! Не будешь драться, попробуй приди домой — выпорю». И добавит: «Если тебя изобьют, все равно выпорю». Понятное дело, я всегда старался взять верх. Так вот я и рос. Только через год, как мы переехали, мой отец, что называется, перешел на казенное довольствие. (Смеется.) Мать семь лет его не видала. Растила нас одна. Нас у нее было пятеро — трое мальчиков и две девочки. Она получала пособие по бедности. И до сих пор еще получает.
Когда мы переехали на Четвертую улицу, я еще с год, наверное, учился прилично. А потом вижу, ребята моего возраста курят потихоньку от матери, прогуливают уроки, ну и я, глядя на них, тоже стал. Думал: «Буду как они.
Они знают, что делают». Одолел я десятый класс, а потом походил с месяц и бросил. На что мне, думаю, школа? Особо примерным я никогда не был: прыгал по партам, затевал возню. А тут еще улица на уме. Мне всегда казалось, на улице куда интересней. Не знаю даже почему. Я стал хамить учителям, обстреливать их скрепками, швыряться тряпками для доски и все в таком роде. Прослыл отпетым. (Смеется.) После школы учить уроки домой не шел. Подбивал кого-нибудь из дружков, и вот раздобудем мы дозу или полдозы и сидим покуриваем, ну и выпиваем в придачу.
И так изо дня в день. Не успели оглянуться, как втянулись. То и дело баловались наркотиками, притом безо всяких помех. Прямо на улице. Дома там все больше пустовали. Мы кидали туда всякий мусор и поджигали— хотели их спалить. Ведь иной раз зайдешь в такой дом и нарвешься. А нам нарываться не хотелось. Туда наркоманы шлялись. А еще там насиловали. Вот мы и решили их спалить, чтоб никто туда и сунуться не мог. До основания хотели разрушить. Чтоб не мозолили глаза. Чтоб место было гладкое, как доска. Я и сейчас нет-нет да и подойду взглянуть, как все это выглядит, осталось-то всего два дома. А раньше было чуть ли не шестнадцать.
Лет с тринадцати начал я воровать. Грабить. Высаживал окна или двери выламывал и залезал в квартиры. Не один — с дружками. Еще воровал по церквам. Кое- кто говорит, что обворовывать церкви грех, ну а мы туда забирались, крушили все подряд и тащили, что попадется под руку. В нашем квартале, на углу, была бакалея. Так этот злосчастный магазин то и дело взламывали. То витрину пробьют, то потолок… Мы с дружками забрались туда через подвал. А то обчистим какую-нибудь кассу или еще куда залезем, где есть чем поживиться. Так целой шайкой и орудовали, громили магазины, церкви, квартиры,— что под руку попадет,— сшибали ребятишек с велосипедов.
У меня и пистолет был. Помню, как-то мы с приятелем — это было прямо напротив моего дома — надели маски, подходим с пистолетом и стучимся. Открывает мужчина. Мы ему пушку ко лбу, велели раздеться, лечь на пол, а сами разнесли всю квартиру. Вдребезги. Спокойно этак, не торопясь, чего нам бояться? А еще, помню, меня накрыли, когда мы пытались поджечь школу. Бутылками с зажигательной смесью.
Мы хотели отделаться от школы. Поджечь класс, где проводился один из самых моих нелюбимых уроков. Класс стоял пустой — школа-то была закрыта. Но на суде я отпирался. Сказал, что меня там не было, и дружок мой тоже так сказал, и нам удалось выпутаться. Мальчишкой я то и дело попадал в суд. Только я знал: раз мне еще нет шестнадцати, ничего мне не будет, ну и продолжал в том же духе.
Меня заметали, что называется, чуть ли не каждую неделю. Но с наркотиками — тут я меру знал. Старался не привыкать. Разок-другой в месяц — героин. Кокаин ну, может раз в месяц. Я же видел, что сталось с моими дружками. Я перетягивал им ремнем руки — помогал колоться, но сам сроду не кололся. Никогда. Ни единого разу. Только нюхал. Кто его знает почему. Легавые ловили меня, искали рубчики. Шрамов на мне до черта — от взломов, ожогов, драк… а вот рубчиков от уколов не было, я к венам сроду не притрагивался. Не кололся я. Только нюхал, да и то в кои-то веки. Другое дело — травка.
Работать я в жизни не работал, то есть чтобы меня по-настоящему наняли. Иной раз зайдешь в ресторан и спросишь, не нужно ли вымыть посуду. А то пристроишься на упаковку в супермаркет. Я, наверное, потому за это брался, что дружки мои не всегда оказывались поблизости. А может, мне хотелось по-честному заработать деньги. Мне и нужно-то было всего ничего, так, несколько монет, купить чуток горючего, марихуану или еще чего. А вот заработать пятнадцать или двадцать долларов — тут я говорил себе: «Ну нет, этак и ноги протянешь». Тогда я как рассуждал? Чем горбатиться в супермаркете из-за двадцати долларов, проще завернуть за угол и кого-нибудь грабануть: наверняка не останешься в накладе.
Комментарии закрыты.