Он режиссер, «чуть ли не один из пионеров» телевидения. Его жена, Мэри,— учительница. Живут они в фешенебельном районе Манхэттена — Верхнем Ист-Сайде. Гостиная у них в доме обставлена старинной мебелью; картины, пианино. Здесь же разгуливает мэнская кошка он ее ласково треплет, приговаривая: «Кошка… Кошка…»
Ему шестьдесят. С тех пор как его уволили с должности режиссера одной из телепередач, он так и не смог устроиться на постоянную работу по специальности. «Это случилось… Черт возьми, прошло уже пять лет!»
Это был политический ход — избавиться от всех нас. Передача не оправдала себя. А возни с ней было много. На нее ухлопали два с половиной миллиона, включая оформление декораций и строительство съемочных павильонов, где одних только цветных телефонов было установлено восемнадцать штук. Но передача не собрала широкой зрительской аудитории. Тогда отдел телепрограмм предложил отстранить от работы несколько сотрудников, чтобы хоть как-то оправдать расходы. Они думали решить эту проблему, уволив режиссера. Но ведь даже «Варьете» 1 отмечал, что подобные меры не помогают привлечь телезрителей. Это абсурд. Если уж увольнять, то первым — продюсера, верно?
Это было как пощечина. И не только сам факт увольнения. Все произошло так внезапно. Я совершенно ни о чем не подозревал. Вечером в четверг мы ужинали вместе с продюсером, и вдруг он говорит: «Мне очень жаль, но завтра — твоя последняя передача». Он объяснил мне, что у нас слишком раздуты штаты. И меня вышвырнули за борт — как библейского Иону.
Поначалу я не воспринял это трагически. Когда выпускаешь передачу по пять раз в неделю пять лет подряд, это приедается, вне зависимости от того, сколько ты зарабатываешь. Поэтому первая реакция — чувство облегчения: не нужно ходить на работу, крутиться как заведенный. Надо сказать, у нас был довольно жесткий график. В двенадцать — совещание постановочной группы, и до восьми вечера, а то и позже — некогда вздохнуть. Работы невпроворот. И это именно текучка, потому что в творческом плане от тебя мало что зависит. Естественно, это быстро приедается. "
Так вот, первой моей реакцией, по-моему, было… Как бы это объяснить? Я словно ждал этого. Но спустя какое- то время я стал возмущаться такой несправедливостью, задавать себе вопрос: «Почему убрали именно меня? По чему не сценаристов, не продюсера?» Оглядываясь назад, я думаю, что, когда мне предложили уйти, в первый момент я был огорошен. Уволили нас в ноябре, но, поскольку я заключил с ними контракт до апреля, я еще несколько месяцев получал деньги. Только настроение у меня было препаршивое. Я был уязвлен. Я все надеялся, что это какое-то недоразумение, что они передумают и возьмут нас обратно. Как бы не так. По-моему, все мы на это понадеялись — сидели, ждали у моря погоды.
С ноября по апрель я и не собирался что-то предпринимать. Думал, там будет видно. Если я кому-то понадоблюсь, мне позвонят. Я не стал добиваться, чтобы мне доверили какую-нибудь другую передачу. И только когда перестал получать деньги, бросился обзванивать всех, кого знал. Спохватился! Надо было ковать железо, пока горячо, пока обо мне еще помнят. Спустя полгода у всех уже выветрилось из головы, что я без работы. У меня теперь комплекс вины, ведь я и пальцем о палец не ударил.
Единственно для меня реальная возможность найти работу — это звонить и ждать ответных телефонных звонков. В нашем деле бессмысленно ходить и обивать пороги приемных. Кто поручится, что твой приход непременно кого-то обрадует? Значит, остается сидеть дома в надежде, что кто-нибудь да позвонит. Сперва было терпимо. Меня переполняла жажда деятельности. Я умею переплетать книги, занимаюсь этим с удовольствием. Потом, мы с друзьями строили планы насчет совместной работы. Но из этого ничего не вышло. И лишь сравнительно недавно я уразумел: лет мне не убавляется, а, наоборот, прибавляется, работы нет как нет, а все наши планы потихоньку лопаются. Люди приходили ко мне с самыми бредовыми идеями и говорили: «Послушай, что я придумал», или: «Возьмись-ка ты лучше за это». Я загорался вмиг: «Давайте попробуем». Но коммерсант из меня никудышный, поэтому продать идею должны были они. Шли месяцы, и я вдруг понимал: не удается им это, и все тут. Это меня, конечно, удручало. Потом вдруг появлялся еще кто-то, с новыми предложениями. К примеру, почти год я носился с идеей передач для кабельного телевидения. Мы собирались готовить для них дешевые телепередачи. Буквально помешались на этом. Но кабельное телевидение, увы, не располагает средствами. Их телестанции — жалкие лавчонки, где на передачу не наскребут и десяти долларов. Так что и тут наши планы рухнули.
Поскольку выяснилось это не сразу, а мы тем временем занялись еще чем-то, для нас это не было большим ударом. Но ведь с каждым разом энтузиазма становится все меньше.
Чуть ли не каждую неделю мне подвертывается что-то интересное, но дальше разговоров дело не идет. Кормят одними обещаниями: «По-моему, у нас намечается для тебя рекламный ролик», или: «Никуда не исчезай, скоро мы тебя загрузим». И все в один голос говорят: «Почему бы тебе не податься на Западное побережье?» 1 Но ведь там то же самое. Восемьдесят процентов режиссеров сидят без работы. По меньшей мере восемьдесят процентов актеров постоянно в простое. Поэтому я не очень-то себя корю. Единственное, что меня волнует,— в данный момент я не предпринимаю никаких шагов. Может, все-таки поехать туда и посмотреть, что из этого выйдет? И вообще, необходимо все время обзванивать людей. Напоминать о своем существовании.
Комментарии закрыты.