Монтальдо

Монтальдо строит на этом факте произведение острое, психологически сложное и вместе с тем имеющее вполне определенный политический и социальный подтекст. Режиссер показывает человеческую драму двух немецких солдат, которых расстреливают их же товарищи по оружию, такие же пленные, как они сами, лишь за то, что они сдались чуточку раньше, чем все; причем расстреливают, когда война уже кончилась — это против здравого смысла, против всякой человеческой логики. Но в лагере продолжает работать карательная машина вермахта и царит не логика, а железная дисциплина.

Режиссер показывает не только кастовый, но и классовый характер солидарности высшего офицерства — победителей и побежденных. Он раскрывает, как именно в ту пору зарождались дальновидные планы англо-американских союзников использовать побежденных гитлеровцев как главную «силу порядка» в послевоенной Европе. Чуть ли не символически звучит сцена, в которой охрана лагеря вручает пленным немцам винтовки. Любопытно раскрытие психологии не только жертв этой внешне столь нелепой истории, но и коменданта лагеря. Зритель ждет, что этот интеллигентный, воспитанный на идеалах демократии и гуманности, остающийся в душе глубоко штатским симпатичный канадец (актер Ричард Джонсон) не допустит бессмысленной казни или хотя бы выразит свое несогласие— выйдет в отставку, откажется от повышения. Но ничего подобного… Комендант дисциплинированно выполняет «совет», который дал ему генерал, прожженный политикан: первое — никогда не следует подрывать уважения солдатской массы к решениям командиров, будь то даже пленные гитлеровцы; второе — теперь, когда война окончена, надо подумать о том, как самим сохранить свои привилегии.

Так же как в фильме Рози, где для итальянских солдат главный враг не австрийцы, а собственные генералы, для двух немецких солдат — героев фильма Монтальдо — враг не канадцы, а осудившие их на смерть свои же офицеры.

Оба фильма говорят зрителю об одном: о царящем в буржуазной армии классовом антагонизме, когда единственное средство для сохранения повиновения — насилие, которое обеспечивают бесчеловечная дисциплина, военно- полевые суды, расстрелы.

Несомненно, один из самых значительных образцов итальянского политического кино — это фильм «Сакко и Ванцетти» режиссера Джулиано Монтальдо.

У нас, в Советском Союзе, имя Сакко и Ванцетти носят фабрики, улицы, пароходы — казненных на электрическом стуле профсоюзных деятелей знают все. Можно прочитать о них и в американских энциклопедиях. Только на родине, в Италии, со времен фашизма вокруг имен этих жертв американского расизма царит заговор молчания.

Рассказ с расправе над Сакко и Ванцетти для западного зрителя, особенно молодого, не только важен, но и актуален. Серия политических убийств, судебные процессы над участниками движения за гражданские права — все это очень напоминает события 20-х годов и сфабрикованный тогдашними «ястребами» процесс Сакко и Ванцетти.

Есть и еще одна причина большого успеха фильма Монтальдо— в нем затронута извечная проблема дискриминации и преследований итальянских эмигрантов за границей.