И сам я думал, вдруг заполучу работу и стану меньше воровать, а воровал я каждый божий день. Не успею продрать глаза, а дружки уже тут как тут (бац рукой по столу), поджидают, и вот мы целый день бродим, высматриваем, какой бы обчистить дом, квартиру или фабрику. Только это на уме и было. Так что когда я ходил искать работу, то не очень-то усердствовал. Похожу с полчасика, с час и говорю себе: «Да начхать мне на них, если я им не нужен… Пошли они знаешь куда!» Иной раз это смахивало на прогулку. Дойду до Деланси, ну, может, до Четырнадцатой улицы, загляну в какой-нибудь один магазин и обратно. «Мам,— говорю,— я ходил, да только…» А она мне: «Ну и хорошо, хоть попытался».
Только когда я стал постарше, мало-помалу понял, что эдак ничего путного из меня не выйдет. Посмотришь, бывало, на мать, и на душе кошки скребут, до того извелась. Я ведь понимал, как ее мучаю. Ну, и взялся за ум, это после того, как угодил в тюрьму на Райкерс-Айленд. Как раз перед этим я попал в БТМ, Направила меня туда моя инспекторша — она не спускала с меня глаз, когда я еще был несовершеннолетним преступником. Я сам ее об этом попросил. Мать была «за», отец тоже, хотя его тогда с нами и не было. Я пришел в БТМ, и они подыскали мне работу на Шестой авеню. Там у меня все шло гладко. Каждый готов был помочь. Нравилось, что люди такие приветливые, что я для них не какой-то там мулатишка, а что-то значу. Только заработок у меня был так себе, а потом, мне все покоя не давало, что-то там поделывают мои дружки. Поэтому с воровством и прочим я не завязал.
Однажды ночью — а мне уже стукнуло восемнадцать — меня и замели. За угон такси. Я впервые попробовал «плэсидил» и забалдел. Принял три дозы, а еще— мать моя вечно на нервах, вот и принимает транквилизаторы,— так я открыл пузырек и глотнул несколько таблеток. Идем это мы с парнями, вчетвером, и все на взводе. Уже к центру подходим. Видим — такси, а в дверце ключи торчат, это мой приятель углядел. Водитель стоял в двух шагах, на углу, разговаривал с каким-то мужчиной. Я и скажи приятелю: «Я сажусь за баранку, а ты — с другой стороны». На выручку польстились. Включаю я зажигание, запускаю мотор, а водитель обернулся на шум и хвать за дверцу! Тут я сдрейфил: какое там скорость переключать! — дал газу и вперед. Уже за угол заворачиваю, а он все еще дверцу не отпускает. Улица была с двусторонним движением, и меня занесло не на ту полосу. Тут как тут легавый, останавливает и спрашивает: «Ваше такси зарегистрировано?» А я ему: «Да, сэр» — и поддал газу. Через семь или восемь кварталов рванул, а они за мной. На повороте врезался: три машины навстречу. Приятель мой долбанулся лицом о ветровое стекло, но изловчился и выбрался-таки, спрятался под другой машиной. А меня замели. В суде я на что упирал: я ведь не какая-нибудь там шушера. Работаю. Хожу на занятия в БТМ. Только судья сказал: «Пусть это тебе будет уроком». И дал мне год. Ну, я не больно-то переживал, я всегда считал: идешь на дело, будь готов отсидеть срок.
Это была моя первая судимость — когда я был несовершеннолетним, не в счет. И думаю, последняя. Обратно за решетку? Ну нет. Там совершенно другая жизнь, другие законы. Без конца драки. Без конца. Я, наверное, и на воле-то столько не дрался, сколько там. Дрался там раз семнадцать, не меньше, это за пять с половиной месяцев, Из-за чего дерутся? Из-за жратвы. Обувки. Одежды. Чтоб верховодить. Черт-те что! Если ты в тюрьме никого ие знаешь, тебе каюк. Мое счастье, были там парни, с которыми я знался и раньше, так они заступались: «Не подходите к нему, не трожьте».
Комментарии закрыты.