А от финансовых проблем ум заходил за разум. Пока шла забастовка, я получал от стачечного комитета небольшое пособие. Немного подрабатывал на стороне. Когда меня уволили, я стал получать пособие по безработице. Одно время моя жена работала, но ее рассчитали. Поэтому нам пришлось наводить жесточайшую экономию.
Правда, я нашел себе занятие, которое нас хоть как-то спасает. Только об этом помалкиваю. Каждое свободное воскресенье я отправляюсь на барахолку, продаю там подержанные вещи. Их припасает для меня двоюродная сестра, которая живет в городе,— подбирает на улицах. И теща моя тоже старается. Вы себе даже представить не можете, чего только люди не выкидывают. Энн однажды подобрала камин со всеми принадлежностями, вплоть до искусственных полешек: там были и щипцы из чистой меди, и каминный экран. А недавно я нашел кожаную медицинскую сумку, какой-то врач выбросил. А еще новехонький рюкзак из натуральной свиной кожи. Попадаются и вешалки для одежды, и стулья, и туалетные и приставные столики. Мои родственники все это подбирают и спускают в подвал, а я приезжаю на своем фургоне и увожу. На моем участке есть пристройки, так они битком набиты всякой рухлядью, могу ездить на барахолку хоть каждое воскресенье. Я приезжаю туда в восемь утра и торгую до пяти. Зарабатываю на этом вполне прилично. На знакомых, к счастью, еще не натыкался, и вообще я об этом — молчок… Понимаете, глава профсоюза — и торгует старьем… Побаиваюсь, как бы не потерять свое лицо. Но я на это пошел, чтобы выжить.
Горше всего было от напряженной обстановки дома. Хотя и не хочется признаваться, но это одна из причин, почему я не стану вторично выставлять свою кандидатуру на пост руководителя здешнего профсоюза: мне необходимо наладить добрые отношения с женой. Мне нужна передышка. Думается, деятельным я буду всегда. Энтузиазма у меня хоть отбавляй. Будь я холостяком, ни за что бы не ушел с руководящего поста, моей энергии хватит еще надолго. Но такая работа отнимает слишком много времени. Тяжело отражается на семье. Я бы даже сказал, особенно страдает жена, потому что не может понять, отчего я без конца занят. Знаете, шесть человек из тех, кого уволили, развелись. Я, слава богу, разводиться не собираюсь, но у нас с женой первый раз в жизни возник серьезный конфликт. Это стоило нам обоим немало здоровья. Я возвращался домой натянутый как струна, а она дошла до такого состояния, что говорила: «И слышать ничего не хочу! Чем меньше я буду знать, тем лучше». А телефонные звонки! Даже сейчас по двадцать звонков в день. Людям нужна моя помощь, и я все еще чувствую, что у меня перед ними обязательства. Я с ними вежлив, выслушиваю всех, независимо от того, кто звонит и в какое время. За пять.месяцев я, наверное, ни разу не сел за обеденный стол. Ел на кухне возле телефона. А жена возмущалась: «Ты и так целыми днями торчишь там как проклятый, чего они названивают тебе домой?» Вы не поверите, сколько раз было, только мы уляжемся, только свет потушим, только заснем, как вдруг — поздней ночью — звонит телефон. А это семейную жизнь не укрепляет. (Смеется.)
Два месяца назад наши отношения совсем было разладились. А все потому, что она вбила себе в голову, будто она и дети ничего для меня не значат: я только и делаю, что забочусь о членах своего профсоюза. Может, так оно и было, а я этого не понимал. Скажем, прихожу я домой и вижу: дети побросали пальто на пол. Я — орать: «А ну-ка живо сюда, повесьте пальто! Сколько можно повторять, чтобы не смели бросать одежду на пол!» А жена вмешивается: «Послушай, только что ты разговаривал по телефону с кем-то из профсоюза и не знаю как распинался. А тут набрасываешься на детей». Я чертовски упрям.и после таких сцен был с ней холоден. Я вдруг обнаружил: она перестала меня понимать. Если бы не нужда в деньгах, я бы ушел из дому. Ушел от нее. Но я был безработным и получал только пособие — где уж тут снимать комнату. А питаться на что? Ведь дома, на ферме, нужны деньги. Может, это и хорошо, что я был связан по рукам и ногам. (Смеется.)
Комментарии закрыты.