Еще один подопечный БТМ. Ему восемнадцать. Долговязый, застенчивый темнокожий паренек в полосатой футболке и джинсах. Правая рука забинтована — баскетбольная травма. Во время нашего разговора он с довольным видом оглядывает классную комнату. «Здесь совсем по-другому. Если пропустишь день, записку родителям не посылают. Обращаются как со взрослыми. И потом, здесь никто меня не знает. Слухи обо мне сюда не дошли. Для них я просто Том, а не „ох уж этот тупой ниггер, этот паршивец"».
Я родился в Нью-Джерси. Когда мне было два года, мой отец — он нас прямо-таки доконал, и нам пришлось переехать в Бруклин. А когда мне было десять, мы перебрались в Гарлем, тогда, видно, я и пошел по скользкой дорожке. Все началось с того, что я озоровал в школе. Похожу туда с неделю, а потом меня на неделю же и исключают. Вернусь и на первых порах веду себя тихо, а потом опять выставляют. Так и дотянул до седьмого класса. Ни один учитель не хотел уже держать меня на уроках. Дошло до того, что не успею я прийти в школу, как думаю: «Чего я тут забыл?» Стоит учителю сделать мне какое-нибудь замечание, например: «Не горбись», как я ему: «Чего-чего?» Ну и вылетаю за дверь. Вот вам и повод. Свободен до конца дня. Почему-то со школой у меня не клеилось. Не выносил я, чтоб меня приневоливали. Еще с детсада. Сколько себя помню, терпеть не могу, чтобы на меня давили. В школу я ходил потому, что мать тогда еще держала меня в узде, только я ни черта там не делал: дня не проходило без неприятностей.
Дотянул я до неполной средней, и — пошло-поехало: травка, компании и прочее. Одно на уме — улица, вино и травка. Чем больше я болтался на улице, тем больше набирался премудростей. Перво-наперво научился вспрыгивать на ходу в поезд, чтоб бесплатно проехаться. Потом — шуровать по карманам. Надевать ошейник… это когда идешь за кем-нибудь по пятам, только не залезаешь к нему в карман, а хватаешь сзіади за горло и раз. (Показывает жестами бросок через спину.) Ну и отбираешь деньги. Вот этому научился, а еще проворачивать дельце с часами. Это когда подходишь вдвоем к машине и спрашиваешь, сколько времени. Человек смотрит на часы, а твой напарник срывает их у него с руки. Вот чему я выучился за четыре года. Не сразу, конечно. Чем старше я становился, тем больше они мне доверяли. Они — это взрослые парни, которые натаскивали пацанят. Когда им уже вроде как не с руки самим проворачивать дела, они вовсю используют пацанят, и ты все, что ни добудешь, отдаешь им.
Комментарии закрыты.